Довлатов - история любви
Довлатов о себе
Я родился в не совсем дружной семье. Не очень хорошо учился в школе. Потом был отчислен из университета. Прослужил 3 года в лагерной охране.
Часто писал рассказы, которые в последствии не мог опубликовать.
Во многом из-за них был вынужден покинуть свою родину. В Америке я вовсе не стал богатым и преуспевающим человеком. К сожалению, мои дети неохотно разговаривают по-русски. Я напротив - неохотно говорю по-английски.
В родном для меня Ленинграде построили дамбу. В столь любимом мной Таллине происходит непойми что.
Жизнь очень коротка. Человек очень одинок. Я надеюсь, это все достаточно грустно, дабы я мог продолжать просто заниматься литературой...
История любви
Сергей писал, что на экзамен по немецкому он пришел, зная на этом языке только два слова: Маркс и Энгельс.
А через месяц он увидел заплаканные глаза матери Норы Сергеевны. Она протянула ему повестку из военкомата. В июле 1962 года изгнанный со второго курса Ленинградского университета Сергей Довлатов был призван для армейской службы в Ленинградский военный округ, в Республику Коми, в качестве охранника в лагерь строгого режима, где содержались уголовные преступники.
В августе 1962 года газета "Молодежь Севера" напечатала портрет победительницы первенства республики Коми по легкой атлетике Светланы Меньшиковой.
"Дорогая Светлана! Пожалуйста, не удивляйтесь тому, что к Вам обращается с письмом совершенно незнакомый человек, и потрудитесь прочитать его до конца.
В газету с Вашей фотографией были завернуты мои тренировочные перчатки. Каждый раз, когда я за них брался, думал, что надо бы газету отложить и разгладить, а девушку эту чудесную разыскать. Но как-то все не мог собраться. Однажды один мой приятель засмотрелся на этот снимок и сказал, что у него есть в Сыктывкаре знакомая девушка и она может без труда узнать Ваш адрес. Я очень обрадовался, и в результате ваши координаты были установлены. Надеюсь только на то, что Вы в ин-те человек известный и Вас легко разыщут…"
На конверте стояла печать воинской части, пос. Чинья-Ворык Коми АССР. Сергей Довлатов, сентябрь, 1962 г.
Потом такие письма с ясным разборчивым почерком приходили еще и еще. И наконец, безысходное:
"Вот уж неделя прошла, а письма от Вас, Светлана, все нет. Да, наверное, и не будет. Собственно говоря, так и должно было получиться. Больше Вас беспокоить не буду. Извините. А все-таки обидно.
Я все еще тебе принадлежу,
Я все еще твоим молчаньем связан,
Я все еще немыслимо и свято
Последнею надеждой дорожу.
Над всем, что в мире подлость
и вранье,
Над суетой и сложностью мгновений
Я шлю тебе безрадостно и верно
Последнее молчание мое…
Сергей Довлатов"
Но любопытство взяло верх. Кто он? Стихи печальные, глубокие, как крик души. Верно, этому Довлатову очень плохо!
"Я был уже совершенно уверен, Светлана, что не дождусь от Вас письма, и вдруг оно является, длиннющее, доброе, приветливое….
Вы высказываете предположение, "что наши биотоки встретились в пространстве и оказались созвучны". Я ни черта не понимаю в науке, но внутренним чутьем я безошибочно чувствую, что моим биотокам на редкость созвучны ваши биотоки и что вообще ваши биотоки – чудесные биотоки, просто прелесть, а не биотоки. А Чиньяворык, действительно, гнуснейшее место. Один мой приятель издевательски пишет из Ленинграда: "А театров в Чиньяворыке, наверное, совсем мало, да?.."
“Я в самом деле очень громоздкий и устрашающий субъект. Но могу вас успокоить, я похудел и вешу 104 кг 300 г. На кого я похож, я затрудняюсь сказать. Одна девушка утверждала, что я похож на разбитую параличом гориллу, которую не выгоняют из зоопарка из жалости.
В одном из следующих писем я напишу Вам, Светлана, о том, какие книжки следует читать. Это занятие стоящее (сам я дней десять буду читать только Ваше письмо).
Дальше. Светлана, милая, зачем Вы пишете такую грустную вещь, может быть, мы никогда не увидимся. Непременно увидимся. И не просто увидимся, а я увезу Вас в Ленинград, заставлю выйти за меня замуж, буду Вас кормить и баловать, а товарищи поить коньяком и влюбляться в Вас на каждом шагу, за что будут биты. Согласны?..
Сергей Довлатов"
Сентябрь, 1962 г.
Отец Светланы, Дмитрий Иванович, тогдашний министр пищевой промышленности Республики Коми, заметил перемену в дочери, вызванную столь частыми письмами и звонками. Дочь допоздна сидела не над учебниками, а старательно изучала образцы виртуозного эпистолярного стиля отправителя, отвечая ему. Мечтая о блестящей партии своей единственной дочери, он никак не хотел мириться с этим таинственным Довлатовым, не вдаваясь из-за своей занятости в детали: солдат он в зоне или заключенный.
16 декабря Дмитрий Иванович, сидя в своем рабочем кабинете, как обычно просматривал газету "Красное Знамя"– орган Коми обкома партии. Неожиданно на последней полосе его взгляд остановился: крупным шрифтом типографского набора значилась знакомая фамилия – С. Довлатов, ст. Чинья-Ворык. Министр поправил очки, стал медленно читать:
Солдаты пишут письма наугад
Далеким незнакомым девушкам,
Волнуются, боятся напугать
И ждут ответа, только где уж там…
Не пишут девушки, и их нельзя винить,
Им эти письма кажутся загадкою.
Любимая моя, а может быть,
Тебе придет такое же, солдатское…
Ответь ему, как отвечаешь мне,
Ответь ему, пускай солдат утешится,
И помни, что в любом таком письме
Частица есть моей любви и нежности.
Дмитрий Иванович отложил газету, задумался… И припомнилось ему то сладостное чувство счастья, когда получал письма от возлюбленной Агнии, тогда еще невесты. Да много ли найдется, кто станет противиться пушкинскому: "Нам печатный лист все кажется святым"?
…Вечером за ужином Дмитрий Иванович, лукаво посмотрев на дочь, спросил:
– Ну что, Светка, а шубы-то у тебя нет ехать к Довлатову? Приглядела бы в комиссионке. А то, глянь, какие холода наступили, под сорок ночью ожидают.
Удивленная Агния Акимовна от неожиданности уронила вилку и укоризненно посмотрела на мужа. Светлана от счастья взвизгнула, вскочила из-за стола и, чмокнув отца, убежала в свою комнату, чтобы сообщить Сереже о дате приезда.
Светлана ехала на встречу не одна. Без своей боевой подруги Иды она бы струсила: все-таки зона. В поезде было очень холодно, вагон швыряло. Когда уже совсем стемнело, проводница оповестила: "Через три минуты станция Чинья-Ворык".
Поезд остановился. Девушки спрыгнули со ступеньки вагона в морозную темноту. Широкая платформа, окруженная лесом и освещенная редкими фонарями, усилила волнение. От деревянного здания вокзала навстречу шли два солдата в полушубках, один из которых был огромного роста. Светлана сразу поняла, что это Сергей. Беспомощно оглянулась, ища подругу. Спокойное и радостное лицо Иды вернуло самообладание.
Сергей безошибочно угадал в маленькой фигурке девушки, одетой в длинную до пят шубу, свою Светлану. Еще несколько секунд они изучали друг друга. В этот миг Светлане показалось, что Сергей почувствовал неловкость за свой огромный угрожающий рост. И скрывая свое стеснение, с шармом офицера весело отрапортовал: "Сергей Довлатов прибыл в ваше распоряжение".
Они долго гуляли по безлюдному поселку. Довлатов, нежно держал Светину руку в теплой варежке. Он много и остроумно говорил о службе, друзьях, Ленинграде, планах. К обоим пришло ощущение давнего знакомства. Мороз усиливался, отчего Светлана замерзла и зашмыгала носом.
Отогрелись в казарме в кругу молодых сверстников возле горячей буржуйки, на которой готовился крепкий чай. Сергей достал гитару и приятным тенором запел:
Я приду со службы, сапоги разую,
Положу бумаги лист перед собой,
– Не мешай мне, Ванька, видишь, я рисую
Домик кривобокий с красною трубой.
Мимо протекает голубая речка,
Как свинячий хвостик, вьется дым кольцом.
Серая лошадка, желтая овечка,
Рыженькое солнце со смешным лицом.
Ты, конечно, скажешь, это, мол, мещанство
Жить в подобном мире тесно, как в гробу.
Не мешай мне, Ванька, я рисую
счастье — Домик кривобокий, красную трубу.
Если на закате или утром ранним
Я, раскинув руки, упаду в траву,
Ты картинку эту отошли Светлане —
Домик кривобокий, красную трубу.
В наступившей тишине Сергей, глядя в распахнутые глаза Светланы, произнес: "Эту песню я для тебя сочинил..."
Ранним утром на перроне станции прощались. Он не сводил с нее глаз. Он знал и любил эту первоначальную, острую любовную игру, он ничего не мог поделать с собой. Как будто нечаянно коснулся ее щеки. За прикосновением, за жестом пришли слова: маленькая… ну постой… Светочка, милая. Желание караулило их, как рысь: долго выжидало, потом кинулось в прыжок, в жадный ненасытный поцелуй – его губы, его руки наконец нашли ее, она ничего не могла другого, как поддаться навстречу, обомлеть, обмякнуть…
А со ступеньки вагона кричала встревоженная Ида: "Светка, быстрее! Поезд трогается!"
Запутавшуюся в полах шубы девушку Довлатов поднял на ступеньки вагона. Злая проводница захлопнула дверь.
Нора Сергеевна (мать Сергея) при встрече в Ленинграде сказала девушке: "На Севере ты спасла моего сына".
В мае 1963 года Светлана получила от него последнее письмо:
"Дорогая Светлана!
Пришла, наконец, телефонограмма из штаба части, и послезавтра я уезжаю в Ленинград. Вот что я хочу тебе сказать. Когда я приехал сюда, в Коми, я считал себя конченым человеком, ничего хорошего от жизни уже не ждал, лез, как дурак, в любую драку и был угрюмый тип.
Ты мне, Меньшикова, спасла жизнь. И это не громкие слова, а самая простая правда. Этого я тебе никогда не забуду. И обещаю тебе жить так, чтоб ты была счастливой.
На это письмо ты не отвечай, т.к. я уже уеду к тому времени, а я, как приеду в Ленинград, сразу же тебе напишу.
До свиданья, любимая. Твой Довлатов".
Хлопотами отца Сергей был переведен в Ленинградскую область для дальнейшего прохождения службы. Светлана с отличием окончила институт и уехала учительствовать в глушь. Встречи и переписка оборвались. А письма бережно хранились 40 лет. Значит, верила в его талант, в магическую силу слова?
Светлана Дмитриевна Меньшикова – уже не молодая женщина, но сохранившая спортивность, обаяние, – рассказывала:
– На протяжении моей жизни бывали трудные минуты, когда в этих письмах я черпала для себя силы жить дальше. Теперь, когда приобрела полное собрание сочинений Сережи, помогают книги…
По ее лицу скользнула грусть. Она помнит, как он любил свой Ленинград, как радостно было в общении с умным, милым, остроумным Довлатовым, безвременный уход которого на чужбине будет саднить ее всю жизнь.
Я долго держала в своих ладонях довлатовские письма, пытаясь открыть для себя нечто большее, чем уже узнала. Пожелтевшие бумаги не сохранили тепла рук, когда-то касавшихся их, но придавали ощутимую весомость таким эфемерным материям, как любовь, вдохновение, творчество…
О женщинах
"Я предпочитаю быть один, но рядом с кем-то.
В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса...
Нет, как известно, равенства в браке. Преимущество всегда на стороне того, кто меньше любит. Если это можно считать преимуществом.
Завистники считают, что женщин привлекают в богачах их деньги. Или то, что можно на эти деньги приобрести.
Раньше и я так думал, но затем убедился, что это ложь. Не деньги привлекают женщин. Не автомобили и драгоценности. Не рестораны и дорогая одежда. Не могущество, богатство и элегантность. А то, что сделало человека могущественным, богатым и элегантным. Сила, которой наделены одни и полностью лишены другие.
Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только - да или нет
Все люди жестоки по-разному. Мужчины, например, грубят и лгут. Изворачиваются, как только могут. Однако даже самый жестокий мужчина не крикнет тебе:
"Уходи! Между нами все кончено!.."
Что касается женщин, то они произносят все это с легкостью и даже не без удовольствия:
"Уходи! Ты мне противен! Не звони мне больше!.."
Сначала они плачут и рыдают. Потом заводят себе другого и кричат: "Уходи!"
Уходи! Да я такого и произнести не в состоянии...
Дружок мой на ассенизационном грузовике работал. Выгребал это самое дело. И была у него подруга, шибко грамотная. "Запах, — говорит, — от тебя нехороший". А он-то что может поделать? "Зато, — говорит, — платят нормально". "Шел бы в такси", — она ему говорит. "А какие там заработки? С воробьиный пуп?"... Год проходит. Нашла она себе друга. Без запаха. А моему дружку говорит: "Все. Разлюбила. Кранты..." Он, конечно, переживает. А у тех — свадьба. Наняли общественную столовую, пьют, гуляют... Дело к ночи... Тут мой дружок разворачивается на своем говновозе, пардон... Форточку открыл, шланг туда засунул и врубил насос... А у него в цистерне тонны четыре этого самого добра... Гостям в аккурат по колено. Шум, крики, вот тебе и "Горько!"... Милиция приехала... Общественную столовую актировать пришлось. А дружок мой получил законный семерик...
У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора. А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка. И этому подонку рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека.
Женщины любят только мерзавцев, это всем известно. Однако быть мерзавцем не каждому дано. У меня был знакомый валютчик Акула. Избивал жену черенком лопаты. Подарил ее шампунь своей возлюбленной. Убил кота. Один раз в жизни приготовил ей бутерброд с сыром. Жена всю ночь рыдала от умиления и нежности. Консервы девять лет в Мордовию посылала. Ждала...
А хороший человек, кому он нужен, спрашивается?..
Я вас люблю. И даже возможный триппер меня не остановит.
— Миша, ты любил свою жену?
— Кому?! Жену-то? Бабу, в смысле? Лизку, значит? — всполошился Михал Иваныч.
— Лизу. Елизавету Прохоровну.
— А чего ее любить? Хвать за это дело и поехал...
— Что же тебя в ней привлекало?
Михал Иваныч надолго задумался.
— Спала аккуратно, — выговорил он, — тихо, как гусеница...
- Что ты во мне нашла?! Встретить бы тебе хорошего человека! Какого-нибудь военнослужащего.
- Стимул отсутствует, - говорила Таня, - хорошего человека любить неинтересно…
Женщина как таковая является чудом.
О семье
Любовь — это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов…
Моя жена уверена, что супружеские обязанности - это прежде всего трезвость.
— Наш мир абсурден, — говорю я своей жене, — и враги человека — домашние его!
Моя жена сердится, хотя я произношу это в шутку.
В ответ я слышу:
— Твои враги — это дешевый портвейн и крашенные блондинки!
— Значит, — говорю, — я истинный христианин. Ибо Христос учил нас любить врагов своих...
Я давно убедился: стоит задуматься, и тотчас вспоминаешь что-нибудь грустное. Например, последний разговор с женой…
Дочку мы почти не воспитывали, только любили.
О смерти
Ну, помер и помер... И правильно, в общем-то, сделал...
Я ненавижу похороны за ощущение красивой убедительной скорби. За слезы чужих, посторонних людей. За подавляемое чувство радости: "Умер не ты, а другой". За тайное беспокойство относительно предстоящей выпивки. За неумеренные комплименты в адрес покойного. (Мне всегда хотелось крикнуть: "Ему наплевать. Будьте снисходительнее к живым. То есть ко мне, например".)
Я обеспокоен вашим состоянием, Джонни, — начал майор, — вы теряете форму. Недавно один из сотрудников видел вас в музее классического искусства. Вы разглядывали картины старых мастеров. Если разведчик подолгу задерживается около старинных полотен, это не к добру. Вы помните случай с майором Барлоу? Он пошел на концерт органной музыки, а через неделю выбросился из небоскреба. На месте его гибели обнаружили лишь служебный жетон. В общем, майора Барлоу хоронили в коробке из-под сигарет...
Возраст у меня такой, что каждый раз, приобретая обувь, я задумываюсь:
"Не в этих ли штиблетах меня будут хоронить?.."
В чём разница между трупом и покойником? В одном случае — это мёртвое тело. В другом — мёртвая личность.
Непоправима только смерть.
Не надо прятаться от счастья, ведь жизнь коротка. Позади океан рождения, впереди океан смерти, а наша жизнь лишь узкая полоска суши между ними.
О друзьях и знакомых
У директора Ленфильма Киселева был излюбленный собирательный образ. А именно — Дунька Распердяева. Если директор был недоволен кем-то из сотрудников Ленфильма, он говорил:
— Ты ведешь себя как Дунька Распердяева...
Или:
— Монтаж плохой. Дунька Распердяева и та смонтировала бы лучше...
Или:
— На кого рассчитан фильм? На Дуньку Распердяеву?!..
И так далее...
Как-то раз на Ленфильм приехала Фурцева. Шло собрание в актовом зале. Киселев произносил речь. В этой речи были нотки самокритики. В частности, директор сказал:
— У нас еще много пустых, бессодержательных картин. Например, "Человек ниоткуда". Можно подумать, что его снимала Дунька...
И тут директор запнулся. В президиуме сидит министр культуры Фурцева. Звучит не очень-то прилично. Кроме всего прочего — дама. И тут вдруг — Дунька Распердяева. Звучит не очень-то прилично.
Киселев решил смягчить формулировку. Можно подумать, что его снимала Дунька... Раздолбаева, — закончил он.
И тут долетел из рядов чей-то бесхитростный возглас:
— А что, товарищ Киселев, никак Дунька Распердяева замуж вышла?!
Дядя Хорен прожил трудную жизнь. До войны он где-то заведовал снабжением. Потом обнаружилась растрата — миллион.
Суд продолжался месяц.
— Вы приговорены, — торжественно огласил судья, — к исключительной мере наказания — расстрелу!
— Вай! — закричал дядя Хорен и упал на пол.
— Извините, — улыбнулся судья, — я пошутил. Десять суток условно...
Высоцкий рассказывал:
"Не спалось мне как-то перед запоем. Вышел на улицу. Стою у фонаря. Направляется ко мне паренек. Смотрит как на икону:
"Дайте, пожалуйста автограф". А я злой, как черт. Иди ты, говорю...
Недавно был в Монреале. Жил в отеле "Хилтон". И опять-таки мне не спалось. Выхожу на балкон покурить. Вижу, стоит поодаль мой любимый киноактер Чарльз Бронсон. Я к нему. Говорю по-французски: "Вы мой любимый артист..." И так далее... А тот мне в ответ: "Гет лост..." И я сразу вспомнил того парнишку..."
Заканчивая эту историю, Высоцкий говорил:
— Все-таки Бог есть!
Мне вспоминается такая сцена. Заболел мой сокамерник, обвинявшийся в краже цистерны бензина. Вызвали фельдшера, который спросил:
— Что у тебя болит?
— Живот и голова.
Фельдшер вынул таблетку, разломил ее на две части и строго произнес:
— Это — от головы. А это — от живота. Да смотри, не перепутай...
Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый - гений?!.
О людях
Всех людей можно разделить на две категории. На две группы. Первая группа — это те, которые спрашивают. Вторая группа — те, что отвечают. Одни задают вопросы. А другие молчат и лишь раздраженно хмурятся в ответ.
Человека, который задает вопросы, я могу узнать на расстоянии километра. Его личность ассоциируется у меня с понятием — неудачник.
В СССР надо работать осторожно. Не вздумайте предлагать русским деньги. Вы рискуете получить в морду. Русских надо просить. Просите, и вам дадут.
Например, вы знакомитесь в ресторане с директором военного завода. Не дай бог совать ему взятку. Вы обнимаете директора за плечи и после третьей рюмки говорите тихо и задушевно:
"Вова, не в службу, а в дружбу, набросай мне на салфетке план твоего учреждения".
- Что же ты, интересно, похитил?
Зек смущенно отмахивался:
- Да ничего особенного... Трактор...
- Цельный трактор?!
- Ну.
- И как же ты его похитил?
- Очень просто. С комбината железобетонных изделий. Я действовал на психологию.
- Как это?
- Зашел на комбинат. Сел в трактор. Сзади привязал железную бочку из-под тавота. Еду на вахту. Бочка грохочет. Появляется охранник: "Куда везешь бочку?" Отвечаю: "По личной надобности". - "Документы есть?" - "Нет". - "Отвязывай к едрене фене..." Я бочку отвязал и дальше поехал. В общем, психология сработала.
Панаев вытащил карманные часы размером с десертное блюдце. Их циферблат был украшен витиеватой неразборчивой монограммой. Я вгляделся и прочитал сделанную каллиграфическими буквами надпись:
"Пора опохмелиться!!!" И три восклицательных знака.
Панаев объяснил:
— Это у меня еще с войны — подарок друга, гвардии рядового Мурашко. Уникальный был специалист по части выпивки. Поэт, художник...
— Рановато, — говорю.
Панаев усмехнулся:
— Ну и молодежь пошла. Затем добавил:
— У меня есть граммов двести водки. Не здесь, а в Париже. За телевизор спрятана. Поверьте, я физически чувствую, как она там нагревается.
- Существуют внеземные цивилизации?
- Существуют.
- Разумные?
- Очень даже разумные.
- Почему же они молчат? Почему контактов не устанавливают?
- Вот потому и не устанавливают, что разумные. На хрена мы им сдались?!
На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.
О говне
Плакат на берегу:
"Если какаешь в реке,
Уноси говно в руке!"
Человек привык себя спрашивать: кто я? Ученый, американец, шофер, еврей, иммигрант… А надо бы все время себя спрашивать: не говно ли я?
То, что вы претенциозно называете грунтами, на 80% состоит из полусгнивших остатков пяти миллиардов почивших на этой планете людей. Неисчислимые мегатонны человеческих экскрементов (я уж не говорю об испражнениях домашних животных, пушного зверя и птичьем помете) пропитали ту неорганизованную материю, которую вы кокетливо называете грунтами. Романтики! Наивные идеалисты! Тошнотворная смесь навоза и человеческой падали — вот предмет ваших упоительных изысканий. Разложившиеся трупы нацистов, прах Сергеева-Ценского, Павленко, Рабиндраната Тагора, моча и кал ныне здравствующих членов Союза Советских писателей (кстати, тебе известно, что в ССП в полтора раза больше членов, чем голов) таков далеко не полный перечень отталкивающих ингредиентов, которые вы, ошельмованные простаки, самозабвенно нарекли грунтами. Пока не поздно, обратите взоры к небу!!! Но и тут не будьте слишком доверчивы и рассеянны, иначе голубь, проносящийся в синеве неба, капнет вам на рыло!
Совсем коротко
К ночи застольная беседа переросла в дискуссию с оттенком мордобоя.
Алкоголизм — излечим, пьянство — нет.
Это страшное дело, когда актрисы плачут в нерабочие часы.
У Бога добавки не просят.
Россия - государство будущего, ибо прошлое ее ужасно, а настоящее туманно.
Ну? Как я поработал?
