30 октября 1961 г. в СССР была взорвана бомба, мощность которой превышала сумму зарядов и бомб, использованных во всех войнах за историю человечества

Альтернативную американской схему водородной бомбы придумал Андрей Сахаров, рядовой сотрудник группы Зельдовича. Еще в 1949 г. он предложил оригинальную идею так называемой «слойки», где в качестве эффективного ядерного материала использовался дешевый уран-238, который рассматривался при производстве оружейного урана как мусор. Но если эти "отходы" бомбардируют нейтроны термоядерного синтеза, то уран–238 начинает делиться и стоимость получения каждой килотонны во много раз уменьшается. Явление ионизационного сжатия термоядерного горючего, ставшее основой первой советской водородной бомбы, до сих пор называют «сахаризацией».

12 августа 1953 г. в Семипалатинске была испытана первая в мире водородная бомба. Экологические последствия оказались ужасающими. На долю первого взрыва за все время ядерных испытаний в Семипалатинске приходилось 82% стронция–90 и 75% цезия–137. Но тогда о радиоактивном заражении, как и об экологии, никто не думал.

6 ноября 1955 г. впервые было проведено испытание водородной бомбы, сброшенной с самолета Ту–16. В США сброс водородной бомбы состоялся лишь 21 мая 1956 г. Но оказалось, что первая бомба Андрея Сахарова — тоже тупиковый путь, больше она не испытывалась.

Весной 1954 г. советские физики пришли к идее взрывного инициатора. Авторство идеи принадлежит Зельдовичу и Сахарову. 22 ноября 1955 г. Ту–16 сбросил над Семипалатинским полигоном бомбу проектной мощности 3,6 мегатонны. Во время этих испытаний были погибшие, радиус разрушений достиг 350 км, пострадал, в том числе, Семипалатинск.

Взрыв под Семипалатинском в 1955 г.

Жителей «Берега» (жилгородок испытателей), ныне город Курчатов, подняли в 5 часов утра. Был мороз -15°С. Всех отвели на стадион. Окна и двери в домах оставили открытыми.В назначенный час появился гигантский самолёт в сопровождении истребителей.

Вспышка взрыва возникла неожиданно и страшно. Она была ярче Солнца. Солнце померкло. Оно исчезло. Исчезли облака. Небо стало чёрно-синим. Раздался удар страшной силы. Он дошёл до стадиона с испытателями. Стадион был в 60 километрах от эпицентра. Несмотря на это, воздушная волна повалила людей на землю и отбросила их на десятки метров к трибунам. Были повалены тысячи людей. Раздался дикий вопль этих толп. Кричали женщины и дети. Весь стадион наполнился стонами от травм и боли, которые мгновенно поразили людей. Стадион с испытателями и жителями городка утонул в пыли. Город тоже был не виден от пыли. Горизонт там, где был полигон, кипел в клубах пламени. Ножка атомного гриба тоже как бы кипела. Она двигалась. Казалось, вот-вот подойдёт к стадиону и накроет нас всех кипящее облако. Отчётливо было видно, как с земли в облако стали втягиваться и исчезать в нём танки, самолёты, части разрушенных сооружений, специально выстроенных на поле полигона Голову сверлила мысль: и нас втянет в это облако! Всеми овладели оцепенение и ужас.

Внезапно ножка ядерного гриба оторвалась от кипящего вверху облака. Облако поднялось выше, а ножка осела к земле. Только тут люди пришли в себя. Все бросились к домам. Окон и дверей, крыш, скарба в них не было. Всё было размётано вокруг. Пострадавших во время испытаний спешно собирали и отправляли в госпиталь...

Через неделю приехавшие с Семипалатинского полигона офицеры шёпотом рассказывали об этом чудовищном зрелище. О страданиях, которые перенесли люди. О летающих в воздухе танках. 

«Гусь» — простейшее устройство для измерения силы ударной волны на Семипалатинском полигоне     http://nevsedoma.com.ua

По окончании средней школы в 1938 г. Сахаров поступил на физический факультет МГУ. После начала войны, летом 1941 г., пытался поступить в военную академию, но не был принят по состоянию здоровья. В 1941 г. эвакуирован в Ашхабад. В 1942 г. закончил университет с отличием.

Сергей Васильевич Вонсовский рассказал, со слов И. Е. Тамма, как Тамм и Леонтович принимали у студента Сахарова экзамен по теории относительности — и поставили ему тройку. Потом, чуть ли не ночью после экзамена, Тамм позвонил Леонтовичу и сказал что-то вроде: «Слушай, так ведь этот студент всё правильно говорил?! Это мы с тобой ничего не поняли — это нам надо тройки ставить! Надо с ним ещё поговорить». Так Сахаров стал учеником Тамма.

А. Д. Сахаров вообще предлагал не обслуживать вашингтонскую стратегию разорения Советского Союза гонкой вооружений. Он выступал за размещение вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США ядерных зарядов по 100 мегатонн каждый. И при агрессии против нас либо наших друзей, нажать кнопки. Было это сказано им до ссоры с Никитой Сергеевичем в 1961 г. из-за разногласий по поводу испытания термоядерной бомбы мощностью в 100 мегатонн над Новой Землей.

Современная публика, которая управляет мировыми процессами, находится в тяжёлом положении. Противопоставить развивающемуся миру они ничего не могут и поэтому идут на хитрость, подлость и скандалы. Цель — чтобы все между собой передрались. А они вроде бы ни при чём. А чтобы все передрались, нужны очень эффективные средства. И одним из таких средств очень эффективным является то, что предложил ещё   Сахаров  в 1951 г., когда стало понятно, что стало возможным сделать термоядерную бомбу любой мощности.

Сахаров  пришёл  к  Берии  и сказал — чего там с Америкой говорить (а они только что НАТО устроили в Европе)? Подкатываем бомбу в 200 мегатонн в южную часть Северного моря, кладем её туда и говорим: чтобы НАТО завтра не было! И скорее всего, они примут правильное решение. Так что даже и взрывать ничего не придётся, поскольку они все сразу отвалят. А если нет — то волна метров пятьсот выходит на берег, и НАТО нет в два счёта. То же самое сказать и американцам.  Берия  ответил, что всё очень здорово и тогда мы можем ликвидировать армию: всех генералов отправим работать, всех солдат — строить дома и дороги, и будем жить лучше всех! Именно за это  Берию  и пристукнули. И  Сахарова сгнобили.

Самый мощный советский термоядерный заряд. Испытан 30 октября 1961 г. на неполную мощность. Энерговыделение 50 Мт ТЭ. Музей ядерного оружия РФЯЦ-ВНИИЭФ      http://www.nationalsecurity.ru

Самая крупная водородная (термоядерная) бомба — советская 50-мегатонная «царь-бомба», взорванная 30 октября 1961 г. на полигоне на острове Новая Земля. Никита Хрущёв пошутил, что первоначально предполагалось взорвать 100-мегатонную бомбу, но заряд уменьшили, чтобы не побить все стёкла в Москве.

В каждой шутке есть доля правды: конструктивно бомба действительно была рассчитана на 100 мегатонн и этой мощности можно было добиться простым увеличением рабочего тела. Снизить энерговыделение решили из соображений безопасности — иначе полигону наносился слишком большой ущерб. Изделие оказалось настолько большим, что не помещалось в бомболюк самолета-носителя Ту-95 и частично торчало из него.

Ту-95в с термоядерной бомбой

Несмотря на успешное испытание, бомба на вооружение не поступила. Тем не менее, создание и испытание сверхбомбы имели большое политическое значение, продемонстрировав, что СССР решил задачу достижения практически любого уровня мегатоннажа ядерного арсенала.

«Иван» — термоядерное устройство, разработанное в середине 50-х гг. группой физиков под руководством академика И. В. Курчатова. В группу входили Андрей Сахаров, Виктор Адамский, Юрий Бабаев Юрий Трунов и Юрий Смирнов.

Первоначальный вариант бомбы массой 40 т был отвергнут конструкторами Ту–95. Тогда ядерщики обещали уменьшить ее массу до 20 т, а самолетчики предложили программу соответствующей модификации Ту–16 и Ту–95. Новое ядерное устройство по традиции, принятой в СССР, получило кодовое обозначение «Ваня» или «Иван», а выбранный в качестве носителя Ту–95 получил название Ту–95В.

Сброс бомбы

 Подрыв бомбы произошел на высоте 4500 м.

Результаты взрыва заряда впечатляли — ядерный «гриб» взрыва поднялся на высоту 64 километра (по данным американских станций наблюдения), ударная волна возникшая в результате взрыва три раза обогнула земной шар, а электромагнитные излучения взрыва стали причиной помех радиосвязи в течении одного часа.

Световая вспышка была настолько яркой, что несмотря на сплошную облачность, была видна даже на тысячекилометровом удалении. В заброшенном поселке — 400 км от эпицентра — были порушены деревянные дома, а каменные лишились крыш, окон и дверей.

«Поверхность острова так оплавило, вымело и вылизало, что не поверхность стала — каток! И скалы тоже, на них снег сплавило, блестят гранями, ребрами... Неровностей и в помине нет... Снимаем прямо с воздуха, на облете и зависании... Вот и эпицентр. Над этой точкой буйствовал термояд. Все сметено, вылизано, подчищено, все оплавлено и продуто!».

Фотография взрыва с самолета http://www.nationalsecurity.ru

Мощность взрыва в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за все годы второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии. Трудно представить, что с учетом тенденции мирового развития когда-нибудь и где-либо на Земле будет произведен более мощный взрыв. Скорее всего ему навсегда суждено остаться в истории непревзойденным.

На самом же деле 50-мегатонная бомба, испытанная 30 октября 1961 г., никогда не являлась оружием. Это было единичное изделие, конструкция которого при полной «загрузке» ядерным горючим (и при сохранении тех же габаритов!) позволяла достигнуть мощности даже в 100 мегатонн. Поэтому испытание 50-мегатонной бомбы было одновременным испытанием работоспособности конструкции изделия на 100 мегатонн. Взрыв столь ужасающей мощи, если бы он был осуществлен, мгновенно породил бы гигантский огненный смерч, который охватил бы территорию, близкую по площади, к примеру, всей Владимирской области.

50-мегатонная бомба военного значения не имела. Это был акт разовой силовой демонстрации, сопутствовавшей конкретным обстоятельствам политической кухни, «большой игре» на устрашение между сверхдержавами. В этом и заключалось главное предназначение небывалого испытания. Сверхмощные заряды отвергаются современной военной доктриной. Тезис о том, что у нас «сейчас созданы еще более мощные заряды», просто нелеп.

* * *

А. Д. Сахаров:

В день испытания «мощного» я сидел в кабинете возле телефона, ожидая известий с полигона. Рано утром позвонил Павлов и сообщил, что самолет-носитель уже летит над Баренцевым морем в сторону полигона. Никто не был в состоянии работать. Теоретики слонялись по коридору, входили в мой кабинет и выходили. В 12 часов позвонил Павлов. Торжествующим голосом он прокричал: «Связи с полигоном и с самолетом нет более часа! Поздравляю с победой!» Смысл фразы о связи заключался в том, что мощный взрыв создает радиопомехи, выбрасывая вверх огромное количество ионизированных частиц. Длительность нарушения связи качественно характеризует мощность взрыва. Еще через полчаса Павлов сообщил, что высота подъема облака 60 километров...

Чтобы покончить с темой «большого» изделия, расскажу тут некую оставшуюся «на разговорном уровне» историю — хотя она произошла несколько поздней. Но она важна для характеристики той психологической установки, которая заставляла меня проявлять инициативу даже в тех вопросах, которыми я формально не был обязан заниматься, и вообще работать не за страх, а за совесть. Эта установка продолжала действовать даже тогда, когда по ряду вопросов я все больше отходил от официозной линии. Конечно, в основе ее лежало ощущение исключительной, решающей важности нашей работы для сохранения мирового равновесия в рамках концепции взаимного устрашения (потом стали говорить о концепции взаимного гарантированного уничтожения).

После испытания «большого» изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить) — то есть в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Я фантазировал, что можно разработать для такой торпеды прямоточный водо-паровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Война на море проиграна, если уничтожены порты — в этом нас заверяют моряки. Корпус такой торпеды может быть сделан очень прочным, ей не будут страшны мины и сети заграждения. Конечно, разрушение портов — как надводным взрывом «выскочившей» из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом — неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами.

Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Ф. Фомин.

Он был шокирован «людоедским» характером проекта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта.

 * * *

Ну, а о том, как состоялось присвоение А. Д. Сахарову третьей звезды Героя, рассказал сын Н. С. Хрущева — Сергей Хрущев, который, по его словам, случайно присутствовал в тот момент, когда отцу доложили о подготовленных списках для награждения, и осталось только получить согласие на оформление указа в Президиуме Верховного Совета СССР:

«Оказалось, фамилия Сахарова отсутствует — он-де не принимал активного участия и, более того, выступал против проведения испытания. Отец возмутился. И загремел, что это безобразие! Вклад Сахарова в нашу оборону огромен. Пусть у них разные точки зрения, но каждый делает свое дело. Они — как руководители государства, он — как ученый. Хорошо, что они спорят, высказывая, обсуждая разные точки, подходы. В этом шанс совершить меньше ошибок. Они не согласились с Сахаровым, не послушались его, тем более его награждение будет свидетельствовать об уважении правительства к его точке зрения...»

А. Д. Сахаров в 1961 г. выступал не против конкретного испытания. Он очень активно участвовал (когда решение было принято) в создании сверхмощной бомбы. В действительности Сахаров 10 июля 1961 г. возражал Хрущеву, считая, что не следует нарушать действовавшее тогда добровольное обязательство воздерживаться от испытаний ядерного оружия.

12 августа 1953 г. в Советском Союзе прошли первые успешные испытания водородной бомбы. На судьбе тогдашнего студента МГУ Олега Лаврентьева это событие отразилось фатальным образом: его имя «засекретили» на целых пятьдесят лет.

Москва. Кремль. Товарищу Сталину

В январе 1950 г. американский президент Гарри Трумен выступил перед конгрессом с призывом активизировать работу «над всеми видами атомного оружия, включая так называемую водородную, или сверхбомбу». «Атомный шантаж», «Американский блеф» — такие заголовки появились в ответ в советских газетах. 24-летний сержант с острова Сахалин Олег Лаврентьев понимал, что промедление советских ученых может обернуться третьей мировой войной. Секрет сверхоружия он, военнослужащий, открыл для себя еще в 1948 году — только сообщить об этом с отрезанного от «цивилизованного мира» Сахалина никому не мог. И тогда парень решил послать письмо в Кремль — лично товарищу Сталину: «Я знаю, как сделать водородную бомбу».

«Я был уверен, что моя бомба взорвется», — вспоминает Олег Александрович, сегодня — ведущий сотрудник Харьковского физико-технического института, доктор наук.

Ответа от вождя на письмо сержанта не последовало. Тогда Лаврентьев отправил второе письмо такого же содержания, но уже по другому адресу — ЦК ВКП(б). В ответ в воинскую часть приехал специалист из Южно-Сахалинского обкома. «Он просто хотел проверить, здоров ли я психически», — уверен Олег Лаврентьев. А вскоре после визита партийного гостя сержанту выделили в части охраняемую комнату, где за несколько дней он изложил на бумаге свои идеи относительно водородной бомбы и начертил ее схему.

Одним из главных преимуществ этой конструкции была компактность. Такую бомбу вполне мог бы переносить самолет. Для своего времени это была абсолютно новаторская разработка. К примеру, тогда в научной среде всерьез обсуждалась идея, что бомбу, замаскировав, можно доставить на корабле к берегам Америки и там взорвать, уничтожив таким образом полстраны. Первая же американская водородная бомба, которую испытали два года спустя, в 1952-м, весила 82 тонны и была размером с дом.

«Когда все было готово, меня заставили сжечь черновики, а работу, переписанную в единственном экземпляре, отправили секретной почтой в столицу — в отдел тяжелого машиностроения ЦК ВКП(б)», — продолжает Олег Александрович. Тогда молодой солдат еще не знал, что его работа попадет на рецензию к молодому кандидату наук, а впоследствии академику и трижды Герою Социалистического Труда Андрею Сахарову. «…Я считаю необходимым детальное обсуждение проекта тов. Лаврентьева. Независимо от результатов обсуждения необходимо уже сейчас отметить творческую инициативу автора», — написал рецензент.

Сам Лаврентьев свое письмо увидит через несколько месяцев — ночью, в кабинете Кремля. К тому времени демобилизованный сержант уже будет студентом первого курса МГУ.

Могущественные покровители

Его разыскали сразу после Нового года, в январе 1951 г. Однажды, вернувшись вечером в общежитие, Лаврентьев получил записку с незнакомым номером телефона и просьбой перезвонить.

«Абонент на том конце провода представился: Махнев, министр измерительного приборостроения (так тогда официально называлось засекреченное Министерство атомной промышленности. — Авт.). Он предложил приехать к нему прямо сейчас», — вспоминает Олег Александрович.

Тогда, в кабинете у министра, он и познакомился с Сахаровым. «На столе у Махнева лежало мое "сахалинское" письмо — кто-то его уже внимательно изучил и сделал пометки красным карандашом», — рассказывает Олег Лаврентьев.

Через несколько дней он вместе с Сахаровым и министром Махневым снова окажется в кремлевском кабинете — но уже в другом. Это будут ночные «смотрины» у Лаврентия Берия — тогдашнего председателя Специального комитета, курировавшего разработку атомного и водородного оружия.

«Грузный мужчина в пенсне поднялся из-за стола, подал руку и предложил садиться, — вспоминает Олег Александрович. — Я ждал вопросов, связанных с разработкой водородной бомбы, но стали расспрашивать о здоровье, родителях… Они присматривались ко мне. Когда наша беседа закончилась, мы вышли из кабинета, а Махнев еще задержался. Через несколько минут он появился сияющий. И дальше произошло вообще непредсказуемое: он, министр, начал предлагать мне, первокурснику, деньги взаймы! Я долго отказывался, но Махнев сказал, что мое положение скоро изменится».

В первом часу ночи Лаврентьев и Сахаров вышли из Кремля. «Мы долго говорили, оба были полны надежд после такой встречи. Сахаров предложил мне работать вместе, и я, конечно, согласился», — вспоминает Олег Александрович. Тогда он не знал, что Берия после той встречи напишет записку, среди адресатов которой был и «главный ядерщик" страны Курчатов: "…мы не должны забывать студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого, по заявлению товарища Сахарова, явились толчком для разработки магнитного реактора. Вызовите товарища Лаврентьева, выслушайте его и сделайте все, чтобы помочь товарищу Лаврентьеву в учебе и по возможности участвовать в работе. Срок 5 дней».

Дальше жизнь Лаврентьева изменилась немыслимым образом. Вместо общежития — отдельная комната в новой квартире на Горьковской набережной, с окнами на Москва-реку. Сталинская стипендия. Пособие в три тысячи рублей. Освобождение от платы за обучение. Индивидуальные преподаватели — сам Курчатов настаивал на том, чтобы талантливый студент закончил университет за четыре года. «Книги, даже те, что были библиографической редкостью, мне привозили прямо домой», — вспоминает Олег Александрович. Но главное — студент-первокурсник получил специальный пропуск в ЛИПАН — кодовое название Института атомной энергии! Работы там проводились в режиме строгой секретности. Все записи велись только в пронумерованных и опечатанных сургучной печатью журналах, которые получали в режимном отделе утром и сдавали после окончания работы.

«О проблемах, секретные работы над которыми шли уже полным ходом в СССР и США, даже в научных кругах почти никто ничего не знал, — рассказывает Олег Александрович. — Помню, как однажды на лекции преподаватель сказал, что водородная бомба — это когда землю заливают жидким водородом, все замораживая. У меня вырвалось: "Какая чушь!" И тут же я попался. Сидящая рядом сокурсница Зина Савельева спросила с "подковыркой": "Ты знаешь секрет водородной бомбы?"»

Только недавно защитил докторскую

«Я работал в ЛИПАНе, учился, и все вроде бы шло хорошо, — продолжает Олег Александрович. — А потом умер Сталин, Берия… и у меня в жизни все круто изменилось. Повышенной стипендии вдруг не стало (правда, потом я добился, чтобы ее восстановили), стали требовать плату за обучение, отобрали пропуск в ЛИПАН… На мой вопрос декан ответил: "Ваш покровитель умер"».

Москва так и не приняла талантливого провинциала-самоучку, пусть и окончившего МГУ с отличием. «Я вызывал у ученых раздражение, — говорит Олег Александрович. — Но меня не трогали — думали, что я прикрыт руководством атомной промышленности».

После окончания университета Лаврентьев рассчитывал получить работу в ЛИПАНе — об этом была предварительная договоренность. Но воплотить эту мечту юноше не удалось: ему сказали, что в институте нет вакансий — несмотря на то, что в это же время туда набирали молодых специалистов со всего Союза…
С репутацией «скандалиста и автора путаных идей» Лаврентьеву пришлось уехать в Харьков.

«В 1956 году я снова встретился с Махневым, — вспоминает Олег Александрович. — После ареста и расстрела Берии Махнева понизили в должности… Он сказал мне: "Твое предложение по водородной бомбе было правильным, только письмо ты отправил не по тому адресу…"»

Официальное признание к изобретателю пришло только в 2001 году, когда были опубликованы ранее засекреченные архивы 50-х. Ведущий сотрудник ХФТИ, автор сотен изобретений, только недавно защитил докторскую диссертацию — говорит, раньше жалко было тратить время на бумажную волокиту. Сейчас Олег Александрович работает над проблемой термоядерного синтеза — идеями, предложенными им в том же «сахалинском» письме. В его планах — создание термоядерной электростанции, которая автономно снабжала бы электричеством небольшие поселки. «Не знаю, сколько времени мне "там" отпущено. Очень хочется все успеть…» — улыбается ученый.

Лаврентьев — слева

Кстати

Недавно в США издана книга The Makings of a Soviet Scientist академика Сагдеева, который еще в советские времена уехал в Америку. Бывший директор Института космических исследований учился с Лаврентьевым на одном курсе в МГУ. «Одним из самых интригующих соседей по комнате в студенческом общежитии был солдат, — пишет ученый, — приехавший в Москву из одного из самых отдаленных уголков Советского Союза. Его звали Олег Лаврентьев. Он был на несколько лет старше, а самое главное — его окружала аура тайны. Он был умным и обладал немалым авторитетом. Все его поведение, его обращение с нами оставляло впечатление, что он знает что-то такое, чего не знаем мы. Мы все были уверены, что он — гений, который работает над чем-то сверхсекретным. Я открыл его секрет только после окончания университета, когда начал работать в курчатовском Институте атомной энергии. Думаю, что судьба Лаврентьева — это одна из самых драматических историй научной революции».

Умер Лаврентьев совсем недавно, в 2011 году.